В одной книге я прочитала: каждый может проверить – злой он человек или добрый. Если вам кажется, что все люди злые, значит, вы злой человек. Если вам кажется, что все люди добрые, значит, вы добрый человек. Так ли это – я решила уточнить у своей бабушки Евдокии Афанасьевны Кочкиной. В том, что у нее доброе сердце, я, конечно, не сомневалась. Но вот так ли верна эта уж очень простая формула? Моей бабушке 89 лет, родилась она 25 января 1921 года в деревне Заимки в семье, где было шестеро детей. И, конечно, событий в жизни, которые могли как-то ожесточить её сердце, было немало.
– Каких людей больше? – переспросила бабушка. – Добрых или злых? Конечно, добрых. А иначе как без доброты людской войну бы пережить удалось?
Отец мой, Афанасий Данилович, умер в первый год войны, я тогда уже замужем была. Но только и муж мой, двадцатисемилетний Николай, с войны не вернулся. Погиб он в 1942 году. Жила я в семье свекрови, она хорошо ко мне относилась, хвалила.
Домой вернулась – брат Вася умер от голода. Плачу, жалею брата, а сама за любую работу берусь, своей семье помочь хочу. Тяжело тогда всем было. Только горе моё по ночам я выплакивала, когда мужа своего погибшего вспоминала, а днём работала. Работала на лесозаготовках, в колхозе была. Картошку осенью выкопаем, а потом ещё несколько раз всё просмотрим, даже гнилую подберём. Вкус крапивы я по сей день помню… Все говорят – витамины в ней, только этими «витаминками» я так сыта была, что и сейчас ещё понюхать крапиву эту боюсь. Какое уж моё сердце, не знаю, но от крапивного запаха оно и теперь сжимается.
В первый раз я почувствовала, как это бывает, когда похоронку на мужа получила, а второй раз оно сжалось, когда меня чуть в тюрьму не посадили, – от страха видно. За что в тюрьму? В Слободском был военный завод, в деревню нашу пришли повестки, чтобы на завод этот работать явиться. Председатель колхоза нас не отпустил, сразу он про колхоз подумал. Но за нами, как за преступниками, приехал милиционер: «Собирайтесь. Не явились по повестке в Слободской – в тюрьму явитесь». Привёз нас в Кумёны, там я пробыла две недели, золовка (сестра мужа) за меня хлопотала – отпустили, а четыре человека только через шесть лет из тюрьмы вернулись.
В годы войны на месте я не сидела, да и никто не сидел. Что я только не делала! Как-то раз отправили меня на молоканку в Киров. Нагрузили в телегу разные бидоны и фляги. Поехала я, вдруг слышу – ребятишечки плачут. Остановила лошадь и пошла на плач. В кустах у дороги увидела маленькую девочку и чуть постарше мальчика. Бледненькие, худенькие. На девочке было рваное коротенькое платьице, а мальчик — в рваной, без одного рукава, рубахе и в больших, не по размеру, худых штанах. Уж не помню, про что я в тот момент думала: то ли про гнилые картошечки, то ли про крапиву с «витаминками», только сердце моё как-то вздрогнуло, я и отдала ребятам бидончик трёхлитровый с молоком. Дети вцепились в этот бидон и на моих глазах его опустошили. Помнят или не помнят ребята эти про бидон с молоком, не знаю. Это в передаче «Жди меня» чудеса происходят, люди друг друга находят. Я, когда смотрю, вместе с ними плачу, нет-нет, да и про тех ребят подумаю. Друг другу в войну многие помогали, про сердце доброе не думали, а просто помогали.
В Лузе на заготовке дров была. Пилы сейчас – залюбуешься, как игрушечки в руках, а мы тогда за две деревянные ручки возьмёмся и пилим дерево. Упадёт – мужики подходят, разделывают на тюльки и на сани грузят. Пока в лесу работаешь, согреешься маленько, а вот по дороге в город, когда дрова везёшь, до того замёрзнешь, что про одно только и думаешь, как и живой доехать. Встаёшь с саней и бежишь за лошадью, сердечко своё согреваешь, чтобы выдержало оно, не заледенело. Это сейчас все говорят, что сердце беречь надо, а мы жили и жили, всё на лучшее надеялись. Сейчас, Катя, жить намного лучше стало, люди только это ценить должны.
А я вот про себя ещё что вспоминаю. Нам после войны в Кирове по буханке хлеба выдавали. Приедешь, очередь займёшь, номер на руке запишут, и ждёшь, когда твоя очередь подойдёт. Чёрненький, тёпленький… А буханочка такая маленькая, её ещё надо до дома довезти и не съесть – выдержать. Я тогда, не рассуждая о доброте своей, ни разу от буханочки этой кусочка по дороге не отщипнула, боялась, что если отщипну крошечку, не выдержу – съем всё. А иногда хлеба не хватало на всех, вот тогда дорога ещё труднее казалась, всё представляла, как домой зайду, а хлеба с собой нет.
И потом ещё много трудностей я испытала, но всё старалась вместе с людьми жить. Кто-то меня пожалеет, поможет, а кому-то я помогу; людей жалеть я с детства научилась. Вот иногда сама про себя думаю: в колхозе работала, в Дресвяново на фабрике работала, на строительство дороги посылали, двадцать лет в школе техслужащей была. Люди меня везде уважали, а за что? За сердце моё доброе, доброта-то людская всегда ценилась и цениться будет.
В жизни мы с бабушкой, точнее, прабабушкой Дусей, очень часто разговариваем. Хорошая она, моя бабушка.
А закончить я хочу словами из книги: «Иногда говорят, что сейчас люди стали злее, чем они были раньше. Не верьте этому! Всегда были бедные и богатые, злые и добрые. Присмотритесь к себе: не спят ли ваши добрые чувства? К кому вы испытывали сегодня доброе чувство? Как вы его проявили? Когда отдают деньги, их становится меньше. Когда проявляют добрые чувства, их становится больше. Становитесь богаче душой, щедро проявляйте добрые чувства.»
Екатерина Одинцова, 3 курс
Р.S. Это было написано пять лет назад, за несколько месяцев до смерти моей прабабушки.
